Валентин УСТИНОВ — «Любовь в поэзии дело Божье…»

Москва. Переделкино. Осень 2012 г. Валентин УСТИНОВ СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ ДЕРЕВЬЯ Я позабыл о том случайном, первом… Но смертные свидания с тобой вплетались в сны, творенья, кровь и нервы, когда над крышей плакал листобой и ветр осенний вился над трубой. Я времени не помнил… Ведь в окне рождался, возрастал и гибнул тополь. И пролетал — как дьявол на коне. И твердыми корнями в землю топал… Должно быть, это все приснилось мне… Должно быть, смерть и жизнь вершили спор… Я так тебя любил, что до сих пор давлю мужские зубчатые слёзы, когда в полночном сумрачном окне восходит белый свет твоей берёзы и молча входит в комнату ко мне. И нежным светом — снежно отражённым — сияет простыня над пустотой. И я лежу — сражённый и сожжённый твоей высокой страстной наготой. Не ведаю за что, но как награда сжигала грудь звезда ночного рта. И в краткость рая, и в бескрайность ада вели меня пречистые врата. И волосы летели мне в лицо, как ветви той берёзы, что качала меня в своих объятьях и кричала. И каждый миг концом был и началом — как жизнь и смерть, отлитые в кольцо. И я — как тополь узловат и груб, рождённый почвой скудной и убогой — тянулся ввысь из рук твоих, из губ и достигал венцом вершины бога. И — связанный порукой круговой со всем, что пело, плыло, шелестело, — соединял свое сквозное тело с тугой корой и трепетной листвой. Молитвенно звучал мне голос древний, что мы — сентиментальные деревья, и что живёт — как дерево — любовь: восходит, зреет, увядает вновь. Но я тогда не верил в увяданье. Во мне творились горы и моря. Я постигал отвагу созиданья: ведь был я — бог, и ты была — моя. Я позабыл на час о зле, о боли. И возомнил — безумный человек! — что древо жизни с деревом любови соединил отныне и вовек. И будет так, что светлый дух свободы благословит своим доверьем нас. И мы пройдём — как прорастём — сквозь годы. И упадём — в один и тот же час. Но зеленело небо за стеклом. И различил я за границей плёнки: на ветвях сохли простыни, пелёнки, а на корнях ржавели хлам и лом. Ещё как будто в листьях пели дали, но я увидел (и похолодел!), что ветви на берёзе увядали, хотя мой тополь яро молодел. Не помнятся мне поздние свиданья, а помнятся попрёки и страданья. Потом и это в прошлое, навек, ушло — стволом безлистным застывая… А я живу — безумный человек! — зачем-то старый тополь поливая.