Вера Полозкова 30.10.2011 Дом художника Киев (21/24)

Альбом «Знак неравенства» - "Бобби Диллиган" эду боякову покупай, мое сердце, билет на последний кэш из лиможа в париж, из тривандрума в ришикеш столик в спинке кресла, за плотной обшивкой тишь а стюарда зовут рамеш ну чего ты сидишь поешь там, за семь поездов отсюда, семь кораблей те, что поотчаянней, ходят с теми, что посмуглей когда ищешь в кармане звонкие пять рублей - выпадает драм, или пара гривен, или вот лей не трави своих ран, мое сердце, и не раздувай углей уходи и того, что брошено, не жалей *** Уже ночь, на стекла ложится влага, оседает во тьму округа. Небеса черней, чем зрачки у мага, и свежо, если ехать с юга. Из больницы в Джерси пришла бумага, очень скоро придется туго; "это для твоего же блага", повторяет ему подруга. Бобби Диллиган статен, как древний эллин, самая живописная из развалин. Ему пишут письма из богаделен, из надушенных вдовьих спален. Бобби, в общем, знает, что крепко болен, но не то чтобы он печален: он с гастролей едет домой, похмелен, и немного даже сентиментален. Когда папа Бобби был найден мёртвым, мать была уже месяце на четвёртом; он мог стать девятым ее абортом, но не стал, и жив, за каким-то чёртом. Бобби слыл отпетым головорезом, надевался на вражеский ножик пузом, даже пару раз с незаконным грузом пересекал границу с соседним штатом; но потом внезапно увлёкся блюзом, и девчонки аж тормозили юзом, чтоб припарковаться у "Кейт и Сьюзан", где он пел; и вешались; но куда там. Тембр был густ у Бобби, пиджак был клетчат, гриф у контрабаса до мяса вытерт. Смерть годами его выглядывала, как кречет, но он думал, что ни черта у неё не выйдет. Бобби ненавидел, когда его кто-то лечит. Он по-прежнему ненавидит. Бобби отыграл двадцать три концерта, тысячи сердец отворил и выжег. Он отдаст своей девочке всё до цента, не покажет ей, как он выжат. Скоро кожа слезет с него, как цедра, и болезнь его обездвижит. В Бобби плещет блюз, из его горячего эпицентра он таинственный голос слышит. ***