Последнии дни (Курт Кобейн)

Это крик. Это дно. Точка, через которую не проходит ни одна линия жизни. Это фантазия последних секунд. Беззвучный бой часов. Разбивание вдребезги нот рваными струнами гитары... Надежды юности и славы сменяются одиночеством, страданием и душевной старостью – такого основное содержание Last Days, переданное удивительно ярко, местами даже сурово, хотя и затянуто. Пытаясь наполнить действием глубоким философским смыслом, режиссер с особым цинизмом показывает полную изоляцию. Блейк, прототипом которого как раз и стал Курт Кобейн – деградированный человечек с длинными волосами, окруженный вибрирующим пространством из тишины и времени. Он – известный музыкант, кумир миллионов, которые разыскивают его друзья, назойливые агенты, алчные студийные боссы, но он только и делает, что упорно скрывается в собственном лабиринте проблем от некогда близких его людей. Ван Сент крупными художественно-кинематографическими «мазками» бережно передал атмосферу ледяного равнодушия: пока по СМИ вовсю смакуют трагичные события, под бодренькую песенку копы небрежно кидают холодный труп известного музыканта. В этой сцене потрясает не столько сама смерть, на которой люди «висят», как елочные игрушки, сколько реакция людей, считающих себе друзьями Блейка. Они где-то там за горизонтом непринужденно беседуют и чувствуют себя совершенно спокойно, и именно эта их привычка – самое страшное зло. Великолепный Майкл Питт, проживший эту роль, в кадре играет не лицом, а согнувшейся спиной, пытающейся безуспешно нести тяжкий груз неразрешенных проблем с пометкой «собери свою развалившуюся жизнь». А специально написанная Майклом Питтом для фильма безумно лиричная песня Death to Birth, буквально пропитана глубоким холодным отрешением от реальности, которое еще больше распаляет наше сознание и приводит к печальному финалу. И вот здесь, в этом прощании с жизнью, в последней песне все сосредоточение картины. Он ее грустно дошептывает, разорвав струну, как последнюю связь с окружающим миром...