Роман о жизни и любви "Окуний", глава 16, Диполярность.
Диполярность. По местным меркам Листий слыл олигархом. Этим он был во многом обязан молодому плотнику. Его бесшабашный визирь чудил как и всегда, поэтому когда визирь купил окно с видом на обаятельнейшего человека-плотину, Листий лишь взмахнул рукой, и оркестр заиграл «Реквием по мечети». «Да уж, библиотекарь всё-таки нынче пошёл совсем не тот. Выиграл бы он, ага, не поднеси та ему дополнительный таз с информацией»,– продолжал бурлить от сжимающего сердце микрочипа Окуний, бросив косой взгляд укора на новый сезон «Би†vЫ бибLиOтек» TV-Обlakа. Тот вечер обещал быть особенно многообещающим. — А какие гарантии, что я через три месяца научусь рисовать трясогузок без циркуля и линейки? — Ну, как какие?.. Две недели по чеку. — Ладно,– недоверчиво выплеснул Улитий,– и взвесьте мне ещё, блаженства Земли ради, килограмм-другой похвалы. Уж больно она такая, забористая,– и протягивая изрядные чаевые кассиру, Улитий с видом барона (или друга барона) окунул всю пятерню в суп, насвистывая что-то из водевиля «Блаженны нечистые духом». Кассир глядела с упоением. Тут уж никак нельзя было не влюбиться. И она всяко влюблялась снова в полное асимметрии и деспотизма лицо ацтекской национальности, в до озноба знакомую 1D проекцию маркиза Де Финтроль. Улитий купил маркизство на электронном аукционе по ошибке. Вообще-то он заказывал варежку. — Абака,– жалобно проканючил миниатюрный пешеход. — Это тебе, милок, до магазина, а там направо. — Чума-пала-а-ата,– уточнил Камний. — Да! То ли Продаватти, то ли Продавариус – шут их разберёт. Понапридумывали – сам леший не осилит,– вот ребятёнок-то и заблудился. Камний, улыбаясь, в качестве благодарности протянул бабушке батон Нарезного, и они, обнявшись, попрощались с миром. Реквием окончился, музыканты довольно почёсывались, убирая смычки в кобуру. Только малоприметный визирь всё топтался на месте, мешкал. — Похлёбки что ль хочешь? – с огоньком ударил по плечу стеснённого визиря Листий. — Да наливай, Боже правый, о чём речь! И кота покорми, а то он, поди, голодает у тебя за пазухой уж не первый год. Вы, кстати, расписались? Визирь опустил взгляд, затем исподволь перевёл его на кота. Кот так же будто бы вопрошал к своему возлюбленному, таращась во все глаза. — Ну, ладно,– добродушно добавил Листий,– лето осени мудренее! – и не спеша удалился к озеру, где уже почти собрались воедино какие-то дети. — Ты мне уши-то не заговаривай, пудель маринованный,– опуская в сыр свою птичью голову заметил небольшой драгун. — А ты отойди подобру-поздорову! От тебя вообще медузой пахнет. — А вот и не отойду! Ещё чего? Терпи, коза, котоманом станешь! Да ты же ведь вы-ы-ы-ыхухлицей могла б знаменитой красоваться, кобра ты хитрозадая! По телевизору тебя смотрели б всем честным народом, а ты препираешься… Драгун ей, видите ли, не судья. Эх, барсучье племя,– выругался от досады видавший виды Cheesebird и поднял водолазку. Зима выдалась вперёд невиданная. Ослепительно чистым отливом солнце будто бы огненно-жёлтой тушью рисовало крокодильчика на
