Авангард. Нескончаемый авангардный роман «Окуний». Главы I-XII.

Отец схватил сына за ядро головы и унёс на кухню. К тому времени Птоломея Губернаторовна накрыла стол. Семья села ужинать. Окуний взял тарелку и налил себе половник спирта. Лидий, уплетая птичьи жилы, солил себе рот и пил баклажанный сок. Птоломея же, пытаясь открыть перочинным ножом банку с прошлым, жевала кусок теста. Расправляясь с остатками бордуги, сын лёг вдоль стола и клюнул ножовку. Засыпав прикроватную кормушку глаголиками, Лидий одел маску Сталина и, накрывшись марлей, закрыл глаза. Последний раз Пенофол видел своего двоюродного отца осенью, когда тот спокойно нёс большие резиновые вёдра яиц. Камний благодарно ел и снова засыпал, пока к нему не приходила милиция. Перед сном члены семьи брали друг друга за волосы и медленно негромко мычали. В это время Камний мечтал о новом вантузе или о дополнительных рёбрах, потому что перья, покрывавшие его тело, то и дело неприлично отламывались, падая в ретузы. Вечерело... В отражениях бутылок Кусало обнаружил фальшь. — Сколько можно? — задал он вопрос себе,— по законодательству я имею право носить дома шарф! И фасовать бетон могу хоть до 3-х! Или мы Якубовичи какие-то? Во сне Кусало видел ещё совсем юную Гуглий, когда они, будучи пернатыми, учились на КрайФаке. Жабы, скворцы, голодная моль и Пенафол, обнявшись, дружно запели: Праздник в доме Брызговиковых, Свадьба, пир, ура! Хорошо! Все мы,— вплоть до икс-хромосомы,— В тёплый дом стоим за коржом. — Бум, сосисочка, бум! Бум, сосисочка, бум… — раздавалась гордая вневоенная песня марширующих мимо сбежавшего с уроков Камния краповых отроков. Отряд во главе с Киром наслаждался звуком шофара, а когда наворачивались слёзы, отряд заворачивал их обратно и ходил ломтиком. По ресторану, где служил председатель, дрейфовала красивая цыганка в ситцевом платье на меху, а вместе с ней маляр в газетной пилотке подкрашивал изъяны потолка и другой утвари Цыганка не глядя ударила маляра резным тубусом, тот замолчал, и они пошли дальше — праздновать за столиком годовщину. Одинокий маляр воровато достал из-за пазухи буханку «Льняного» и, не предлагая супруге, её съел. Зрители встали и молча выпили всю касторку. Завидев силуэт Окуния, госпожа села к кому-то на колени и открыла дневник наблюдений. — Гражданин,— тоном деверя прозвучал мятежный голос Подбутербродниковой. — Куда вы направляетесь и что у вас на душе? Отвечайте бодро, я записываю и тороплюсь. Рязань-Kastorka Plaza, лайнер мой, отходит через одиннадцать прыжков. А у меня ещё канаты не подшиты и конь не валялся. Стоял холодный майский вечер. Окуний стоял рядом. «Через два дня рассвет»: задумчиво покосился Брызговиков и упал домой. Щетинистый царь прошмыгнул в курятник. Из уборной показался шут. Камний нахохлился. — Ты что, психический? — исподлобья процедил лазутчик безобразному шуту. Седобородая женщина, почётный член воздушного общества «Птица», наклонилась всем своим тщедушным телом в огромную коляску и, забыв выключить мегафон, голосила в него как одержимая: — Да кто тебя на