Аркадий Стругацкий СТРАШНАЯ БОЛЬШАЯ ПЛАНЕТА, аудиокнига, фантастика

Матовые полушария заливали кабину голубоватым дневным светом. Свет мерцал на полированном дереве, на стекле и на металле, причудливыми бликами переливался на неровностях мягкой серебристо-серой обивки. Все казалось привычным, знакомым и даже уютным. Михаил Петрович снова закрыл глаза, силясь сообразить, что произошло. Затем до его сознания дошли странные необычные звуки. «О-о-о… о-о-о… о-о-о…» — однообразно, через равные промежутки времени доносилось из-за спины. Он прислушался. Кто-то стонал — негромко, с усилием, словно задыхаясь, и была в этом стоне такая горькая жалоба, такое страдание, что сердце Михаила Петровича сжалось. На мгновение он позабыл об острой боли, терзавшей его голову.— Кто это? — шепотом спросил он.— Валя… Кажется, у нее сломан позвоночник.— Валентина Ивановна?Михаил Петрович открыл глаза и сел, вцепившись пальцами в толстые валики подлокотников. Северцев схватил его за плечи.— Лежи, лежи, Миша… Что уж теперь поделаешь…— Погоди…Михаил Петрович зажмурился, провел ладонью по лицу и сейчас же отдернул руку, наткнувшись на месте носа на что-то пухлое, зыбкое, почти бесформенное.— Мой нос…Он глубоко вздохнул, превозмогая тошноту, внезапно подкатившую к горлу.— Валя… Сломан позвоночник… Да что произошло, в конце концов?— Ляг сперва. Вот так. Ничего особенного. Сто шестьдесят третий.— Сто шестьдесят третий?— Ну да. Сто шестьдесят третий ударил в нас. Не успели увернуться. Слишком плотный поток. Вероятно, их было сразу два, и один из них попал в носовую часть.— И…— В пыль.Михаил Петрович приподнялся и поглядел на круглый люк, ведущий в рубку управления. Люк был наглухо закрыт.— Значит, там…— Пустота.Внезапно он вспомнил все. Метеоритная тревога. Толчки, от которых мутилось в голове. Беньковский что-то кричал о невиданной плотности потока. Ван приказал пристегнуться к креслам. Нет… Сначала Северцев считал толчки. Двадцать, пятьдесят, сто… Кажется, Ван появился в кабине уже после ста. Валентина Ивановна поила профессора какой-то микстурой. Сто шестьдесят, затем сразу сто шестьдесят один и сто шестьдесят два. И — слепящий удар в лицо.— Постой… Кто был в рубке?— Горелов.— Один?— Да.— Горелов погиб?Северцев не ответил.— Так… — Михаил Петрович тупо уставился на люк в рубку. Он пытался представить себе за этим люком зияющую ледяную пустоту и не мог. «О-о-о… о-о-о… о-о-о…» — стонала Валентина Ивановна.— Значит, Горелов… А остальные?— Всем досталось, — тихо сказал Северцев. — Валя, кажется, умирает. — Он гулко проглотил слюну и откашлялся. — Да… Когда произошел удар, тебя швырнуло лицом на распределительный щит. Затем звездолет завертелся, как волчок. Настоящая мясорубка. Профессор вывихнул руку. У Вана спина разодрана до костей. Меня тоже оглушило. А Валя — вот.— Она без сознания?— Да. Во всяком случае, ничего не отвечает. А ты как? Тебе лучше?— Лучше, — сердито пробормотал Михаил Петрович. — Где Беньковский?— Возле Вали.— А Ван?Он запнулся.— Ван… Слушай, Володька…