Утро доброе милая

В грузовой кабине АН - 26, а хоть и АН - 74 не так уж комфортно, забравшись на положенный эшелон. Шум неутомимых движков, треск вентилятора, морзянки. Иногда подбрасывание фюзеляжа самолета от болтанки. Холод заползает в руках не слышно. постепенно при постоянной однообразности полета. Наступает ночь и серая пелена снизу, смешанная с теменью и снегом исчезает. Через тысячу километров новый аэродром для посадки. Заправка. Еще и еще куски суши, покрытой наледью. Ополаскивание самолета противооблединительными средствами. Локаторы, машины мигалки, последние, остающиеся за элюминаторами. Наспех упакованный по кабине груз для геологов, палатки, станции, печки, бочки, бураны и еще множество хлама. Тут и письма и передачи, и бандероли. Там, в углу, чьи то охотничьи лыжи, Венькина гитара и мы сами летим не за орденами, а за долгим рокотанием наших моторов у вертолета над нескончаемыми снежными пустынями полярных широт. И останемся там, обученные в условиях заполярья выполнять разносортные полеты над тревожными , пока упокоенными, без штормовых оповещений, местечками не суши, а дрейфующих льдов, с, порой, яркими звездами столь отдаленного края нашей планеты. Где все настолько неповторимо! И если я там окажусь, случайно, спящий и меня, вдруг, разбудят, - то пойму сразу, что снова там. А что после? Пойду в палатку отапливать буржуйку? Расчехлять свою технику? Готовить полётные карты для нового маршрута? Все так! Но сначала письмо ей: - " Утро доброе милая...